Романтизм и реализм в литературе XIX в.

Романтизм и реализм в литературе XIX в.

«Начало нового века» — так называется сти­хотворение Фридриха Шиллера, написанное в 1801 г. Пламенный немецкий просветитель, восторженно утверждавший в своих драмах веру в непрерывный прогресс человечества, неуверенно и даже в каком-то смятении встре­чал новое, XIX столетие:

Где приют для мира уготован?

Где найдет свободу человек?

Старый век грозой ознаменован,

И в крови родился новый век.

(Перевод В. Курочкина.)

«Гроза» — это французская буржуазная революция 1789 —1794 гг. «Кровь» — это вой­ны, которые вел в те годы Наполеон. Старая феодально-крепостническая Европа была до основания потрясена этими событиями. В наше время даже трудно представить, каким глу­боким, поистине историческим был переворот в сознании современников.

Но вспомним, какой долгой была ночь сред­невековья. Более тысячелетия! Сменялись де­сятки поколений — социальный уклад оста­вался неизменным. А церковь внушала верую­щим, что он и не может быть иным.

Парижане, взявшие 14 июля 1789 г. Басти­лию, дали наглядный урок всем народам. Ока­зывается, вековые порядки можно изменить и создать государство без короля и дворянских привилегий.

Не пропали усилия мыслителей XVIII в. Настойчиво, упорно просветители расшатыва­ли веру в незыблемость старого режима, неу­станно внушали они своим современникам, что на смену отжившему, обветшалому, утратив­шему всякий здравый смысл порядку вещей должен прийти новый, разумный, достойный человека — самого совершенного творения при­роды.

Но жизнь оказалась сложнее, чем это пред­ставлялось Дефо, Вольтеру, Лессингу, Филдингу, молодому Шиллеру.

Новое буржуазное общество было устроено значительно лучше прежнего, но оно отнюдь не было похоже на царство разума, обещанное просветителями XVIII в. И неизбежно насту­пило разочарование.

Все старое было поколеблено, а новое еще не определилось. Пересматривались прежние взгляды, менялись оценки, ожесточенные споры шли между сторонниками старого и нового. В этой общественной атмосфере на рубеже XVIII—XIX вв. возникло новое явление ду­ховной жизни — романтизм.

Романтизм составил целую эпоху в истории европейской культуры. На протяжении не­скольких десятилетий он господствовал в лите­ратуре, музыке, живописи. Направление это сложное, многогранное и охватывает явления, внешне как будто непохожие.

Поэт Байрон создал образы Гяура и Каи­на — необычайных героев, людей большой стра­сти и трагической судьбы, одиноких и непри­каянных. Мы говорим: это романтизм.

Читая роман Гюго «Собор Парижской бого­матери», мы поражаемся тому, как ярко, конт­растно изображены его герои, как остро стал­киваются добро и зло, и говорим: это романти­ческий исторический роман.

В романтизме причудливо сочетаются ис­ключительность героев, индивидуализм, глубо­кий интерес к прошлому, стремление и умение зримо передать колорит отдаленных времен (историзм), влечение к необычному, к экзотике (нетипичность, исключительность обстоятельств) и, наконец, задушевность, лиризм, какое-то особое, до этого неизвестное в литературе про­никновение в глубины человеческой души.

О романтиках часто говорят, что они противопоставляют действительности мечту, подменяют жизнь сказкой. Это верно, но надо обязательно разобраться, в чем смысл этого про­тивопоставления.

Байрон писал, что ему «ненавистен род люд­ской» и он хотел бы найти забвение вдали от него:

Когда б я мог, расправив крылья,

Как голубь к радостям гнезда,

Умчаться в небо без усилья,

Прочь, прочь от жизни — навсегда!

(Перевод В. Брюсова.)

Это не значит, что Байрон — человеконена­вистник, как его нередко называла буржуазная критика. «Он любил человечество, — писал В. Г. Белинский,— но презирал и ненавидел людей, между которыми чувствовал себя оди­ноким и отверженным». Байрон не принимал нового, буржуазного строя и не чувствовал уважения к старой, дворянской аристократии.

Именно потому, что романтики презирали весь буржуазный уклад жизни, они считали его предметом, недостойным поэтического изо­бражения.

По мнению Гюго, драма неинтересна, если она, как простое плоское зеркало, отражает серую скуку жизни. Она должна быть «зерка­лом концентрирующим, превращающим мер­цанье в свет, а свет в пламя!». В своих драмах Гюго не изображал современников. Как и дру­гие романтики, он рисовал своих героев по контрасту с тем, что видел вокруг себя в бур­жуазной Франции XIX в.

Торгаш был пошлым и мелочным. Романти­ки изображали большие чувства, могучие стра­сти, необычные подвиги. Буржуа был холод­ным, бездушным, расчетливым. Романтики раскрывали богатство души человеческой, не­устанно напоминая о том, как трагически оди­нок настоящий человек в окружающем мире.

Тема одиночества пронизывает романтиче­скую лирику. Вспомним стихи Гейне, извест­ные нам по переводу М. Ю. Лермонтова:

На севере диком стоит одиноко

На голой вершине сосна...

И пальма ей снится тоже одна на утесе горю­чем... Одиноки Каин и Манфред у Байрона, Конрад Валленрод у Мицкевича, Рюи Блаз и Трибуле у Гюго. Неприкаянно чувствуют себя странствующие музыканты Гофмана...

Конечно, в разных странах романтизм имел свои особенности. Например, главное содер­жание романтизма Италии и Польши — протест против иноземного гнета и борьба за нацио­нальное освобождение.

Первая половина XIX в. отмечена подъе­мом национально-освободительного движения во многих странах, и романтики взволнованно откликнулись на зов времени. Это главная тема многих выдающихся произведений XIX в. («Гражина» Мицкевича, «Паломничество Чайльд Гарольда» Байрона и др.).

Страстно выражая свое отношение к миру, романтики не скрывали своих общественных позиций. Все они презирали буржуазное обще­ство, но идеалы их нередко резко противостоя­ли друг другу. Некоторые из них прославляли старое, средневековое. Они звали не вперед, а назад. Это были консервативные романтики. Они уверяли, что француз­ская революция принесла лишь новые пороки, разрушив патриархальную простоту нравов. Французский консервативный романтик Шатобриан призывал вернуться к богу, веру в которого подорвали просветители. Немецкий писа­тель Новалис рисовал идеализированную кар­тину феодального средневековья.

Выдающейся заслугой прогрессив­ных романтиков было то, что, презирая буржуазный мир, они еще более решительно отметали все старое, отжившее, исторически обреченное и звали вперед, хотя их мечта о будущем была смутной и глубоко субъективной.

Романтизм главенствовал в европейской ли­тературе многие десятилетия. Это был важный этап в развитии культуры человечества. Бурно расцвела лирика. Отказавшись от сковываю­щих правил классицизма, романтики покоря­ли читателей богатством интонаций, многообра­зием поэтических форм, проникновенностью в передаче человеческих чувств.

Романтики создали исторический роман. Они пробудили интерес к национальной культуре, к устному народному творчеству. Они добились больших успехов в искусстве перевода на род­ной язык художественных произведений дру­гих народов.

В литературе романтизма мир предстал бо­лее сложным и многозначным, чем это казалось просветителям.

Но жизнь шла. В Европе побеждал капита­лизм. В Англии и Франции эта победа была особенно наглядной и очевидной. И уже нельзя было ограничиваться романтическими прокля­тиями по адресу «металла с желтыми глазами» (золота).

Поколение писателей, выступившее в нача­ле 30-х годов XIX в., понимало, что нужно глубоко и серьезно разобраться в тех реаль­ных отношениях, которые складывались в об­ществе. На смену романтизму и в споре с ним формируется реализм — искусство боль­шой правды.

Да, очень непоэтично общество, все интере­сы которого сводятся к прибыли, умножению собственности. Его можно было презирать, пи­тать к нему отвращение, но оно реально суще­ствовало. И литература больше не могла игно­рировать эту реальность.

«Правда, горькая правда» — эти слова Дан­тона реалист Стендаль поставил эпиграфом к первой части своего романа «Красное и чер­ное». Романтическая писательница Жорж Санд так сравнивала свой метод с методом реалиста Бальзака: она рисует людей такими, какими бы она хотела их видеть, а Бальзак изображал их такими, какие они есть.

Реалисты середины XIX в. стремились объек­тивно разобраться в сложности и противоречивости окружающего мира, перед которым роман­тики часто чувствовали себя растерянно.

Бальзак справедливо видел свою задачу не только в том, чтобы стать «смелым изобрази­телем человеческих типов», «счетчиком профес­сий», «летописцем добра и зла», а в том, чтобы «уловить скрытый смысл огромного скопища типов, страстей и событий».

Романтики в свое время открыли Шекспира. Но Гюго, например, отмечал у Шекспира сме­шение комического и трагического, контрасты добра и зла.

В борьбе против строгих норм классициз­ма романтики особо выделяли свободную форму пьес Шекспира.

Реалист Стендаль видит величие Шекспира в мастерстве изображения больших стра­стей, в умении создавать мощные характеры, показывать столкновение противоборствую­щих сил.

Об этом Стендаль писал в трактате «Расин и Шекспир» (1822). Убедительно показывая, что классицизм Расина устарел, он ратовал за искусство большой правды — за реализм.

Реализм XIX в. мы называем критиче­ским. Энгельс отметил главные его черты: верность деталей, типичность характеров, ти­пичность обстоятельств.

Романтики чаще всего изображали исклю­чительных героев в необычных обстоятельствах. Реалисты XIX в. с почти научной точностью исследуют связь человека с окружающей сре­дой. Типичный характер — это социальный характер. Вкусы человека, его интересы и стремления, его взгляды на мир обусловлены особенностями среды, в которой он вырос и живет.

Романтики отвергали современное зло, но нередко изображали его вообще, как говорится, абстрактно. Борьба между добром и злом идет во многих романах В. Гюго и Ж. Санд. Реали­сты XIX в.: Диккенс, Теккерей, Стендаль, Баль­зак — раскрыли социальный смысл зла; они поняли, что зло не существует вообще, оно в буржуазном образе жизни, в материаль­ной зависимости человека.

Читателю становится ясно, что, например, владелец фирмы «Домби и сын» в одноименном романе Диккенса был таким черствым и бес­сердечным не по природе своей, таким его сде­лали деньги, честолюбие собственника, думаю­щего только об умножении своих богатств.

Победа реализма в XIX в., конечно, не мог­ла быть простым возвращением к художествен­ной манере реалистов-просветителей XVIII в.

Просветителям казалось, что победа челове­ческого разума, распространение культуры, про­свещение приведут к устранению всякого зла на земле. Реалисты XIX в. трезвее, беспо­щаднее и точнее изображали жизнь. Там, где просветители видели борьбу разума и невеже­ства, писатели XIX в. обнаруживали клас­совую борьбу. Правда, они не создавали уже таких героических образов, как Робинзон Крузо или Фауст. Но романтики научили их тоньше, богаче изображать человеческую личность. Человек предстал во всей сложности и противо­речивости своего душевного мира. Особенно велика здесь заслуга Стендаля, замечательного реалиста-психолога, у которого немало почерп­нул Л. Н. Толстой.

Современная зарубежная литература многи­ми нитями связана с традициями романтизма и реализма XIX в.