НЕ ЛЮБО - НЕ СЛУШАЙ

НЕ ЛЮБО - НЕ СЛУШАЙ

У одного мужика много было гороху насеяно.  Повадились журавли летать, горох клевать.

«Постой,— вздумал мужик,— я вам переломаю ноги!» Купил ведро вина,  вылил  в  корыто, намешал  туда меду; корыто поставил на телегу и поехал в поле. Приехал к своей полосе, выставил корыто с вином да с медом наземь, а сам отошел подальше и лег отдохнуть.

Вот прилетели журавли, поклевали гороху, увидали вино и так натюкались, что тут же попадали. Мужик — не промах, сейчас прибежал и давай им веревками ноги вязать. Опутал веревка­ми, прицепил за телегу и поехал домой.

Дорогой-то порастрясло журавлей; протрезвились они, очувствовались; стали крыльями похлопывать, поднялись, полетели и понесли с собою и мужи­ка, и телегу, в лошадь. Высоко! Мужик взял нож, обрезал веревки и упал прямо в болото.

Целые сутки в тине сидел, едва оттуда выбрался. Воротился домой — жена родила, надо за попом ехать, ребенка крестить.

--Нет,— говорит,— не поеду за попом!

• Отчего  так?
• Журавлей боюсь! Опять понесут по поднебесью; пожалуй, с телеги сорвусь, до смерти ушибусь!
• Не бойсь! Мы тебя к телеге канатом прикрутим.

Вот хорошо, положили его в телегу, обвязали канатом, лошадь повороти­ли на дорогу; стегнули раз, другой — она и поплелась рысцою. За деревней-то был колодец, а лошадь-то была не поена; вздумалось ей напиться, свернула с дороги в сторону и прямо к колодцу; а колодец был без сруба, а упряжь-то без шлеи, и узда без повода, а хомут большой, просторный; лошадь наклонилась к воде, а хомут через голову и съехал долой. Вот лошадь и пошла назад, а му­жик с телегою остался у колодца.

На ту пору выгнали охотники из лесу медведя; медведь бросился со всех ног. набежал на телегу, хотел перескочить, прыгнул — да прямо в хомут и попал! Видит, что беда на носу, и пошел валять что есть силы с телегою.

—  Батюшки, помогите! — кричит мужик.

От того крику медведь еще пуще напугался; пошел таскать по кочкам, по яругам, по болотам. Прибежал на пчельник, полез на дерево и телегу за собой потащил — захотелось, видно, медку попробовать. Влез на самую вер­хушку, а телега вниз тянет: бедный медведь и сам не рад, ни взад, ни вперед!

Немного спустя времени пришел хозяин, увидал медведя.

-- Ага, говорит,— попался! Вишь, ты какой бездельник, Мишка: не просто за медом пришел, на телеге приехал!

Схватил топор и ну рубить дерево под самый корень. Дерево повалилось наземь, разбило телегу и задавило совсем мужика; а медведь выскочил из хомута да бежать: только унеси бог ноги!

Вот каковы журавли!

Уродился я ни мал, ни велик — всего-то с игольное ушко, не то с приворотную надолбу. Пошел я в лес, самое дремучее дерево рубить — крапиву. Раз тяпнул — дерево качается, в другой тяп­нул — ничего не слышно, в третий тяпнул — выскочил кусок, мне, добру молодцу, в лобок. Тут я, добрый молодец, трои сутки проле­жал; никто меня не знал, не видал, только знала-видала меня рогатая скоти­на — таракан да жужелица.

Встал я, добрый молодец, отряхнулся, на все четыре стороны оглянулся, побрел по берегу, по берегу все не нашему. Стоит река — вся из молока, берега из киселя. Вот я, добрый молодец, киселя наелся, молока нахлебался...

Пошел я по берегу, по берегу все не нашему; стоит церковь — из пирогов складена, оладьями повершена, блином накрыта. Вступил я на паперть, вижу двери — калачом двери заперты, кишкою бараньей задернуты. Тут я, добрый молодец, догадался, калач переломил да съел, кишку собакам отдал. Вошел я в церковь, в ней все не по-нашему: паникадило-то репяное, свечи морковные, образа пряничные. Выскочил поп, толоконный лоб, присел — я его и съел. Пошел я по берегу, по берегу все не нашему: ходит тут бык печеный, в боку нож точеный. Кому надо закусить, изволь резать да кроить.